А потом, немного поостыв, угнездился на британском унитазе, забросил ноги на британское же биде и заложил руки за голову.

Так ли уж виновата несчастная Вера Рашидовна, находящаяся под прямым воздействием злых духов нгылека?

Нисколько не виновата.

Это они, мелкие пакостники, вертят ею, как хотят, а сама Вера Рашидовна – почти что ангел во плоти, пусть и слегка падший. Как она хотела понравиться Рыбе-Молоту, как старалась ублажить его, какие перспективы стремилась открыть перед ним! Это – дорогого стоит, если не брать во внимание искусственно созданную духами ситуацию.

А вот жизнь и здоровье самого Рыбы, напротив, – стоят недорого.

И, если Вера Рашидовна будет продолжать такими темпами, он может лишиться не только мочки уха, но и вещей посущественнее.

Опыт последнего часа подсказывает: пропажу легко не заметить. Хватиться ее не сразу, если вообще будет за что хвататься!

И потом, Железная Леди вовсе не героиня его романа! Тут хоть тресни – а сердцу не прикажешь.

Все, что произошло сегодняшним вечером между ним и Верой Рашидовной, можно и должно считать ошибкой.

Единственное, что от него требуется как от порядочного человека, – сказать об этом г-же Родригес-Гонсалес прямо в глаза. До сих пор, правда, Рыба никому не объявлял о своем уходе, он всегда выступал в совершенно ином – малопочтенном – амплуа: оставленного мужа и любовника.

Рыба попытался вспомнить, какие именно слова говорили ему при разрыве Кошкина с Рахилью Исааковной. Но ничего, кроме «пошел ты в жопу!», почему-то не вспоминалось. А к Вере Рашидовне подобного рода лексика неприменима. Как неприменим тезис «я люблю другую», поскольку у нее может возникнуть вполне резонный и неудобный для Рыбы вопрос: «Тогда какого хера ты трахался со мной?»

Ответов на неудобные вопросы Рыба-Молот избегал всегда и всеми доступными способами. Следовательно, в трясину «я люблю другую» и соваться не стоит, захлебнешься вонючей жижей к чертовой матери. А вот обтекаемые формулировки типа «мне необходимо время, чтобы подумать» или «я слишком долго жил один, чтобы что-либо менять в своей жизни. Может быть – потом, но не сейчас»… Эти формулировки подойдут.

Рыба даже дернул себя за нос – таким умным и хитрым он себе показался. Но, спустя мгновение пришлось бить себя по лбу: не все так просто, рыбец, не все так просто! Вера Рашидовна, в отличие от Рыбы-Молота, никогда не жила одна. Разве что – в юности, изрядно подмоченной портвейном «Три топора» и еще бог весть какими вещами. Но юность давно закончилась, и ей на смену пришла зрелость с испанским и итальянским мужьями в активе, а также зрелость-зрелость с хорошо отлаженным бизнесом и личными телохранителями.

Два платяных шкафа, снабженные головой (и – что важнее – кулаками), стояли перед Рыбой-Молотом как живые. Нисколько не напрягаясь, он мог вспомнить их бычьи шеи, на которых не сходился ворот рубахи, грудные клетки размером со стиральную машину фронтальной загрузки и наколки на руках; сломанные уши, сломанные носы и тупые раздвоенные подбородки.

Бедолага-официант виделся Рыбе не столь ясно, – кроме разве что одной-единственной детали: наручников.

Эта деталь, этот символ униженности одних и произвола других, слепила глаза.

Нет никаких гарантий, что Рыба-Молот, изрыгни он из себя «мне необходимо время, чтобы подумать», не повторит горестную судьбу официанта. Причем Вера Рашидовна, науськиваемая злыми духами нгылека, сделает это из самых лучших побуждений: в наручниках мыслительные процессы всегда идут энергичнее.

А двое ее подручных (опять же, из самых лучших побуждений) еще и поддадут под ребра, навесят фингалов, пересчитают зубы и не предложат после этого даже баралгина в качестве обезболивающего. Потому как известно, что хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается.

Остается, конечно, надежда, что в качестве анестезиологов выступят духи нгылека. А вдруг – не выступят? Кто знает, что на уме у этих самодийских козлищ с извращенными понятиями о добре и зле? Вернее – с полным их отсутствием.

Не-ет, самый лучший вариант – бежать из гостеприимного дома Веры Рашидовны без всяких объяснений, прямо сейчас, под покровом ночи. Всеми возможными и невозможными способами добраться до аэропорта, сесть на первый рейс – куда угодно, хоть бы и в Гонолулу, куда собиралась лететь Изящная Птица.

Если Рыба доберется до аэропорта и Вера Рашидовна не кинется в погоню – он спасен!

Как бывало с Рыбой-Молотом и раньше, принятие любого, даже глупого, решения вызвало бешеный прилив энергии. Он заметался по гостевой в поисках личных вещей. Их, насколько помнил Рыба, было совсем немного: ботинки с носками, куртка, рубаха, джинсы и исподнее. Проще всего дела обстояли с курткой: еще днем она была аккуратно повешена в шкаф из карельской березы, разделявший два книжных шкафа из красного дерева – с фолиантами-муляжами. Вспомнив о шкафе и обнаружив там куртку, Рыба посчитал это знаком провидения: именно в куртке, во внутреннем кармане, застегнутом на молнию и заколотом на две английские булавки, покоились главные ценности: внутренний и загранпаспорта, водительские права, счастливый трамвайный билет, не съеденный Рыбой семь лет назад и хранящийся для экстраординарного случая; купюра в двести чешских крон, найденная в вестибюле станции метро «Электросила»; фотокарточки Кошкиной и Рахили Исааковны, старая армейская фотка самого Рыбы и Коляна Косачёва, по причине большого размера сложенная вдвое; сложенная вчетверо грамота за второе место на межрегиональном конкурсе поваров «Северная Звезда», проходившем в Апатитах в преддефолтном 1997-м; обрывок салфетки с автографом солиста «Депеш Мод» Дейва Гэхана; программка питерского дельфинария с автографом дрессировщика неподражаемой белухи Маруси; пакетик с сахаром из ресторана «Тбилисо», где Рыба познакомился с Кошкиной; пакетик с сахаром из ресторана «Семь-Сорок», где Рыба познакомился с Рахилью Исааковной; вечный календарь карманного формата с расписанием разводки мостов. И – с недавнего времени – жемчужина коллекции:

посадочный талон Ануш Варданян.

Похлопав по потайному карману куртки и ощутив его успокаивающую тяжесть, Рыба-Молот переключился на другие вещи. Трусов «Рататуй» и одного носка с улиткой обнаружить так и не удалось, зато почти сразу нашлись рубаха, ботинки и второй носок.

Джинсы же валялись на том самом месте, куда бросила их Вера Рашидовна, а именно – под дизайнерским столом в стиле хай-тек.

Поскольку с джинсами, как с источником повышенной электроопасности, держать ухо следовало востро, Рыба сначала натянул на себя рубаху, напялил и застегнул куртку. И только потом приступил к главному: пожаронестойким штанам.

Грохнувшись на колени, он осторожно заполз под стол и ухватился рукой за штанину. Никаких санкций в пять тысяч вольт со стороны штанины не последовало, и ободренный Рыба продолжил изыскания дальше.

Из слегка подкопченного заднего кармана он – со всеми предосторожностями – вытащил мобильник. Вернее, то, что от него осталось, – наполовину расплавленный пластмассовый корпус с литой поверхностью вместо кнопок: клавиатура, принявшая на себя главный удар, приказала долго жить. Но дисплей, вопреки ожиданиям, оказался целехонек. И как только Рыба взял телефон в руки, вспыхнул своим обычным желтоватым огнем: